Много терпения потребовалось Сету, чтобы выдержать это испытание. Можно сказать, это стало рекордом его выдержки. Никаких сил, стенания наряду с грязным народом, издевательство римских солдат и периодические истязания кнутом и дубиной. И ради чего, спрашивается, Сети пошел на это? Его земли даже не тронула римская железная хватка, только Верхний Египет, обитатели дельты Нила стали жертвами Республики. Это было проблемой Гора, а никак не бога ярости. Но именно Сет, известный любитель приключений, был послан светлооким Ра на разведку. Ну, как послан, Ра практически умолял его отправиться на земли греков. А сейчас, в период небольшого конфликта, вызванного заносчивостью соседей, все нужно было делать тихо, без грандиозных представлений с разными спецэффектами. Считайте, это стало одним из первых прецедентов шпионажа в мире божественных созданий.
Сети, прикинувшись одним из тысячи рабов, проделал нелегкий пеший путь до самого Рима, ни разу не дав достойной сдачи римским скотам, достойно пережив и холод, и холод, и отсутствие ароматных ванн. Он проторчал несколько дней в столице, участвовал в десятке торгов, показывал свои боевые умения, не прилагая к этому определенные усилия - чтобы не показаться непобедимым. На его лице - новой личине обычного среднестатистического египтянина, уже красовались пара ссадин, да опухший глаз, однако такой непрезентабельный вид не стал для бога помехой - в день Игрищ Сети таки выступил на арене.
Все началось с массовой бойни. Сорок рабов, собранных со всех племен, до которых добрался Рим, сражались с гладиаторами, облаченными в римскую форму центурионов. Представление доблести римской армии против варварства. Гладиаторы с легкостью перерезали рабов, и в живых осталась жалкая кучка, с десяток вместе с Сетом. Чуть позже, чередуясь с представлениями чисто гладиаторских боев, рабов сделали не просто мешками для битья, а кормом для голодных полосатых кошек. Сет легко пережил это представление, ибо звери, какими бы свирепыми не были, инстинктивно чувствовали в боге опасность и выбирали себе жертв по-проще. Когда их осталось трое, Сет, еще один огромный египтянин и фракиец, Рим устроил более подлое представление. Рабы. сдружившиеся за время своих скитаний и мучений, должны были перерезать друг друга, пока не останется один, тот, кто станет противником богу арены. Впрочем, бог тут было понятием чисто метафоричным.
Как бы Сети не старался быть задетым, его сущность была преимуществом перед любым из смертных. Вскоре два египтянина расправились с фракийцем и Сети остался одни на один со своим земляком.
- Ну и кому ты станешь молиться, мой друг? - умело вращая в руке короткий меч, не без издевки спросил Сет своего противника. Его, конечно, не очень расстраивал факт того, что по воле гребанного Рима ему придется убить человека со своих земель. Более того, Сет, уже зараженный ревом беснующийся толпы, будет делать это с особым изяществом и болезненностью, на радость Риму.
- Великому фараону Гору, сыну Исиды и Осириса, и да помогут они нам обоим, брат.
Сет фыркнул. В каждом слове, произнесенным этим человеком, разило почтением и благородством. Даже перед лицом смерти этот несчастный называл малознакомого ему Сета братом. И все это влияние Гора, чтоб отец его сгнил в своем Загробном.
- Молился бы лучше Сету, призренный. - бог ярости выплюнул это и кинулся на человека. Одар за ударом, он лишь оставлял неглубокие порезы на теле раба. - Тогда твоя смерть будет быстрой и, может быть, незаметной.
Скоро почти все тело мужчины было исполосовано красными потеками, когда как Сет не получил ни одного удара. Толпа быстро признала в нем победителя и рвала одежду на себе, в истерике призывая Нику для неуязвимого египетского раба.
- Ну, скажи это! - Сет орал на противника, но едва ли хоть слово можно было различить в этом гаме. Мужчина обезумел от боли, лишь отбиваясь от своего земляка, но не называл имени проклятого Сета, братоубийцы и воплощения зла. Сет же все больше раздражался и чтобы его способность заразить толпу яростью не прорвалась наружу, он все-таки выбил оружие у смертного, ударом ногой в живот отправил того на песок, орошенный кровью, и просил у магистрата решения. Естественно, чтобы не разочаровать публику, был отдан приказ убить пораженного. Меч Сета незамедлительно опустился на грудь мужчины, легко пробивая защиту и на половину войдя в тело.
Последний, решающий бой с богом арены богу разрушений дался даже легче. Он был не так богат на ранения, хотя в какой-то момент зацепило и Сета - глубокая резаная рана через всю грудь, которая впрочем не причинило мужчине дискомфорта. Однажды он перестал воспринимать боль от поражения тела, для него существовала только та, что выворачивает все органы и вытягивает жизненные соки. Все остальное - укус безвредной змеи.
Последний удар Сета снес голову гладиатора, смертного бога арены. Этим Сет стал новым чемпионом и, пожалуй, первым рабом за первые четыре года существования игр,  прошедшим через все круги ада и оставшимся относительно целым. И пока он стоит на песке, купаясь в лучах славы, его никчемную жизнь продают в десять раз дороже, чем на римском рынке. И купить его сможет едва ли не самый богатый человек в Риме.

И что, это все, что им надо? День резни, отрубленные конечности, кровь, пропитывающая песок и этот запах железа, стоявший в воздухе. Смерть, страсти.. какое зрелище. Все это стоит того, чтобы губить рабов, противников Рима, просто удавшихся телосложением и гибкостью мужчин. Складывается даже такое впечатление, что все эти завоевания не ради земель, а ради этого цирка. Чтобы парочка толстых плебеев могли самоутвердиться за счет своих непобедимых гладиаторов, сражающихся чаще не друг с другом, а против плохо обученного простонародья. Короче, все ясно с этим Римом и, в принципе, стоит затратить усилия, чтобы египетский народ сюда не попадал, при этом все равно, молиться он Гору, самому Ра или поклоняется Сету. Нет, едва ли кто-то из его фанатов был достаточно глуп и благороден, чтоб воевать за родину с Римом. А других он просветит, не сомневайтесь.
В принципе, Сет был уже готов раствориться в воздухе, оставив своего покупателя не у дел, однако, бога разрушений легко соблазнить, а если приправить это лестью, то просто так он не уйдет. Так, пока он отсиживался после боя в клетке с полуживыми рабами и размышлял о греческих богах, которые, видимо, уже с жиру бесятся, недалеко велась торговля его же жизнью. Цены, называемые покупателями, были способны заинтересовать даже бога; Сет слушал краем уха торги, все чаще поражаясь, как люди расстаются со своим золотом только ради того, чтоб похвастаться богом арены. И как смешно будет, когда сам виновник вдруг бесследно испарится.
- Самое приятное в победе не то, что ты стал лучшим, а то, что ночью ты отымеешь самых богатых женщин этого гребанного города. - стирая кровь с голого торса, Сет без особого интереса посмотрел на стражника, охранявшего столь ценный и опасный товар. - Или они тебя, так они это себе представляют.
Бог ничего не ответил. Лишь плюнул на руку и растер ей засохшую на теле кровь. Вечер с дамами его заинтересовал, тем более, что он всегда может смотаться, если ему что-то не понравится. И это, кажется, входит в пакет победителя. Нужно непременно разнюхать тут все до конца. Так Сет и остался в Риме.
Его купил... да не важно, богу хаоса всегда плевать на имена. Ему понравилась цена, за нее можно было купить бога, а если не настоящего, то хотя бы арены. Несколько часов победителя отмывали в благоухающих ваннах несколько рабынь. Если бы не их хозяин, все это время разглагольствовавший на тему гладиаторских боев и тем, как он хорошо заживет с таким бойцом, Сет давно напал на голых грудастых девушек, во многом превосходящих своей красотой господ. Ну и еще его останавливало предвкушение того, что будет в полночь. Не зря же его так готовят и, о египетские пирамиды, сейчас он чувствует не только гвоздем программы, он ощущает себя повелителем всего этого римского скота, без учета того, что он и так может лишить их всех жизней, если это взбредет в его голову.
Полный дом лучших представителей римской элиты. Легкие ткани, золотые маски, рекой текущее вино и угощения. Он и еще несколько гладиаторов этого дома представлены как лучшие экспонаты владений. Их тела покрыли чем-то, отчего Сет засветился слитком золота. Ну боги, ни дать ни взять, римские. От этого-то и противно, ведь как минимум он сейчас в образе занудного Марса-Ареса.
После какого-то скучного монолога хозяина, охов и ахов его гостей, гладиаторов и правда разобрали для плотских утех. Только в Риме из мощного бойца могут сделать проститутку, ну что за народ такой?! Самого Сета велели сопроводить в покои одной из гостей. Странно, что она сама не появилась на празднике, чтобы посмотреть товар. От этого бессмертному захотелось взглянуть на нее, а потом, при случае, сбежать в родные пески.
Стража оставила его у самого входа в покои и велела идти вперед. Сет замешкался на секунду, оглядывая богато убранную, отчего-то неестественно холодную комнату, и пошел дальше, ступая босыми позолоченными ногами по прохладному граниту. В глубине полутемной комнаты он различил ложе, скрытое под белым балдахином и силуэт женщины на нем. Силуэт ему понравился. Она хотя бы не толстуха, не старуха и не мужик. Полуулыбка скользнула по лицу бога разрушений и он сбросил с себя иллюзию чужого тела, подходя к ожидающей его госпоже.
- Госпожа. - почти промурлыкав обратился бессмертный к женщине, прежде чем ступить на ее территорию.

Ну что же, по голосу она ему понравилась. И пока он делал шаг к ее ложу, пока отодвигал легкие занавески у него, успел подумать, что с каких-то относительно недавних пор его заводят такие властные нотки в голосах женщин. Особенно тогда, когда они мастерски прикрыты ровным бесцветным тоном. Кто сидит там, на шелках? Госпожа этого дома, жена важного сенатора? Дочь самого богатого плебея? Какой девке, возомнившей себя повелительницей, его сегодня отдали? Как бы унизительно это могло быть для любого из богов, но Сети всегда находил в плохом что-то особенное, умея вымывать из песка золото и потом наслаждаться тем, что оставил весь свет в дурках. Сейчас он, возможно, единственный бог во всем мире, отдающийся во власть женщины. За деньги. Потому что раб. Согласитесь, есть в этой фантазии нечто особенное. То, что он ищет уже на протяжении нескольких десятков лет, с того самого момента, как испытал самые сладкие и нестерпимо больные ощущения от одного поцелуя.
Его золотые пальцы отодвинули край материи и замерли, застигнутые увиденным врасплох. Это не было испугом. Не было беспомощностью пред неземной красотой. Скорее, чистейшей воды удивление и очередная потеря всех связующих с разумом. Морана. Навязчивая идея, которая была обречена на провал. Сет даже не стал пытаться выискать эту северянку снова, ибо ее суждения загнали его в тупик попросту называемый " и хочется и не можется". Женщина - загадка, желанная игрушка, которая в первый день их знакомства оказалась ну уж слишком недосягаемой. Но сейчас, снова увидев ее, Сету отчего-то показалось, что он слишком уж усложнил ситуацию с этой богиней и судьба не просто так дает ему второй шанс, так умело расставив обстановку и запустив отличную атмосферу для продолжения сближения двух кардинально противоположных божеств.
- Нда, с госпожой я поторопился. - отдернув занавеску, Сет оказался прямо у ложа Мораны. Все тот же бесстыдный и наглый взгляд, который у него могли бы позаимствовать торговцы рабынями, с ног до головы осмотрел тело, лежащее в шелках и подушках. Морана была почти обнажена - лишь самые интимные и влекущие места ее тела прикрывало легкое одеяние. Много из увиденного стала для Сета открытием, очень приятным и греющим душе, ведь даже на ощупь тогда в песках Египта он не смог понять, насколько идеально тело славянской богини. - А ты оголилась. Неужели, так жарко? Или, ты продала все свои меха и драгоценности, чтобы купить ночь с богом арены?
Его лицо накрыла гримаса усмешки. Ну право дело, что за удача встретить Морану в таком развратном месте как Рим, да еще в таком одеянии. Неужто она последовала его советам и погрузилась в водоворот переживаний, желаний и чувств?
Не сводя глаз с ее открытых ног, тонущих в сверкающем белизной шелке, Сет не интересуясь мнением богини по этому поводу, сел на ее ложе.
- Ну надо же, твоя кожа похожа на снег... ты вообще бываешь на солнце? - бесстрашно, скорее даже нетерпеливо его рука потянулась к колену богини и кончики пальцев скользнули к лодыжке. Сет прекрасно знал, чем это может аукнуться, но вековые воспоминания только подбодрили его и с каждым сантиметром ее кожи нажим его пальцев становился сильнее, пока они замком не сцепились у стопы. С каждым мгновением ожидая прилива будоражащего чувства, Сет потянул на себя ногу Мораны и положил ее на свои колени.

Ну кто бы мог подумать, что вся эта римская кампания увенчается таким вечером! Сет благодарил судьбу или тех, кто держит в руках все незначительные ниточки, которые ткут такой замысловатый, морозный узор, за то, что он все-таки решил остаться в этом развращенном, даже по меркам бога хаоса и разврата, городе. Он бог, но он не знал, кто может ждать его за этими эфирными занавесками. То, что на ложе оказалась сама Морана стало для Сета просто событием века. Второй раз. За вторую сотню лет. Об этом стоило задуматься, но, как обычно, разум покровителя Нижнего Египта покинул голову и вместе с набирающий бег кровью ухнул вниз.
Ну что за женщина такая? Она ломает все его представления, тактики, предрассудки... Она делает из Сета раба, и более того, он это чувствует. Нет, хуже, это нравится ему. Бессмертный позволял истязать себя и он хочет еще. Хочет поцелуя с этих бледно-розовых губ, хочет гореть от него, испытывая сладость и боль. ну что за женщина такая...
- Не получится... -  полушепотом, выражая сожаление одними глазами, ломаной линией бровей, ставших пирамидкой, одним словом он остановил язвительный тон Мораны. - Я могу только посмеяться над твоей шуткой, но не принять ее за оскорбление. Даже не буду доказывать, что скучающий бог волен делать все, что ему заблагорассудится. И он готов стать рабом, если это влечет за собой неведомый выигрыш.
Тонкий намек, как и тонкий поцелуй, оставленный на стопе богини. Нет, Сет не знал, что с ней делать, поэтому решил действовать экспромтом, по ситуации. Сейчас, например, после такой недозволенности, Морана осталась на шелках и лишь устроилась по-удобней, вырывая из уст Сета ухмылку. Она не сбежала, нет.. Не стала говорить о нелепости чувств - это было больше, чем просто хорошим знаком. Но. Но то, как реагировала богиня славянских земель на его прикосновения раньше, при их первой встречи, Сет не смог почувствовать. Боль, приходящая с ее эмоциями, должна отпугивать, но отсутствие ее испугала бога хаоса еще больше. И он, теряющий эту тонкую ниточку их связи, пошел грубым и быстрым путем, рискуя вновь упустить из своих лап столь лакомый кусочек.
- Откуда тебе знать, насколько они неприятны, моя милая? - улыбаясь богине всем своим ликом, Сети взял из ее рук кубок и не глядя поставил куда-то у ложа. От этого движения он оказался чуть ближе к богине и хищно улыбнулся. Желание что-нибудь с делать с Мораной, в основном вполне приятное, махом откинула всякие левые мысли. Сети даже забыл, что хотел сказать ей и о чем вообще шла речь. Все его существо сфокусировалось лишь на одной простой ситуации - он и красивая женщина в постели. А приносит эта женщина с собой боль или нет.. да какая разница? Пока он намерен оказаться ближе к этому божественному телу. Ближе, плотнее, в нем. Он, в конце концов, заслужил это если не сегодняшним днем, то всеми мыслями о ней, ни раз всплывавших за последние десятки лет.
- Ты же знаешь, чего я хочу, Морана?
Хотя нет, это был не вопрос. Только дура или святая не могла понять, что написано на лице Сета и что излучает все его тело. Богиню он не мог считать ни той, ни другой. Но она, почему-то демонстративно игнорировала все его намеки и телодвижения. Вела себя как.. дева неприступная. Богиня девственниц, давших обет безбрачия. Даже в его гареме девицы, не знавшие мужчину, готовы были броситься на него сами, едва Сет входил в опочивальню. А эта.. У Сета свело челюсть от негодования и желания, горячая энергия отхлынула и бог скрипнул зубами. Он не мог больше ходить вокруг да около, ему нужно было чувствовать ее рядом, с болью или нет. Издав рык чудовища, в которое он обращается, Сет в секунду оказался над богиней, держа свое тело от ее на расстоянии вытянутой руки. О, прекрасный вид. Голубая дорога прямо в гущу наслаждения. Иэти губы, уже сжимающиеся толи от раздражения, толи от предвкушения. Бог ярости не смог удержаться, чтоб не прильнуть к ним, оставляя почти такой же наглый и требовательный поцелуй, как тогда в Египте. Нет, ну что за женщина?!
- Прекрати мучить меня даже без своих пламенных касаний! - почти ругаясь, Сет схватил ее за запястья и отвел руки за голову. - Я все равно не отстану от тебя. Не в этот раз!

Какая странная она была. Без сопротивлений, без яда угроз и пренебрежения... Сет отстранился от женщины, еще раз внимательно заглядывая в ее лицо. А Морана ли это вообще? Или может какой-то ничтожный век так изменить женщину? Ему было непонятно, почему она дозволяет ему делать то, за что уже бы наградила порцией невыносимой боли. Он почти не прикладывал никаких усилий, чтоб уложить ее на роскошных подушках и коснуться холодных губ. Это выбило бога из колеи, напрочь лишив его настойчивости, агрессии, необходимости добиться ее. Он, ошеломленный, смотрел на славянскую богиню, ища подвоха в ее словах, в ее бездейственности и странных взглядов.Что она добивается этим? Что он потеряет интерес и отстанет? Думает, что хорошо знает его, повстречав лишь раз в белых и песчаных песках? Нет, он не отпустит ее, что бы не пришлось пережить, равнодушие или яростное противостояние. Кстати, о ярости.
Он глубоко вдохнул и разрушительная сила полилась вокруг. Да, это не действует на богов, но если Морана позволит ярости завладеть ей хоть на секунду, Сет успокоится. Всяко лучше, когда в твоей постели кусаются и ранят спину острыми коготками. А ведь именно так он представлял ее в своей власти. Непокорная и чужая богиня украсит его постель только в том случае, если ему придется пройти все пытки, чтоб добиться ее. И он был к ним готов, во всяком случае так думал. Все его тело вторило этому настрою, он был натянут как струна, грозясь разорваться непонятными, неожиданными даже для самого него, эмоциями.
- Если бы не твои холодные запястья и это "Чудовище", - он ухмыльнулся, прорывая напряженность, - Я счел бы тебя просто удачной копией той богини, которую я узнал сотню лет назад. И, еще, этот запах, да...
Он нагнулся над распростертой под его хваткой богиней и сделал медленный вдох, двигаясь от ее шеи вниз, к животу. Да, она пахла точь в точь как тогда, в оазисе посреди пустыни. Так пахла она или в ее присутствии он отчетливо чувствовал запах тех цветов? Как странно переживать с женщиной отрывок своего прошлого. Как странно вообще быть с женщиной из прошлого. Она как раздражитель, напоминающий, что он что-то не смог довести до конца. Во всех смыслах.
Сильнее сжав ее запястья, доказывая самому себе, что он больше не упустит свою добычу, Сет всей массой своего позолоченного тела вжал Морану в постель, но не спешил осыпать ее дикарскими ласками. Глаза его излучали нетерпение, прерывистое дыхание говорило о том, что он готов, но эти голубые глаза внизу, прикушенная губа и блестящие в свете свечей на ней зубки... Это заставляло его повернуть на сто восемьдесят градусов и начать все с начала.
Сет освободил одну руку, тут же вонзил свои пальцы в копну темных волос. Он потянул их вниз, заставляя богиню изогнуться и снова остановился. Запрокинутая голова, шея, тело, уже зажатое в его объятиях, -  пик осознания того, что только по его воле решается, какое будет продолжение. Но только Сет все еще ждет, что силы его польются в пальчики Мораны. Эта мысль заставляет учащенное сердцебиение спотыкаться и она один удар пропадать. Он ждет, гадая, почему все не так, как он рассчитал. Что еще ему сделать, чтоб разбудить в Моране хоть какие-то чувства? Отгадки нет на ее губах, и он целует их, потянув нижнюю на себя, мысленно требуя ответ сорваться с ее уст. Непонятная, неизученная, непростая загадка, он не собирается с ней спать, если не увидит в голубых глазах капельку любви или ненависти. Ну, давай же, Морана!
Еще сильнее потянув ее волосы вниз, Сет оскалился в страшной улыбке. Его зубы уже перестали быть похожи на человеческие , - клыки вытянулись в волчьем оскале. Пока он балансировал на грани своих ликов, излучая собой только животную ярость. Пока она не видела, на что способен бог пустынь, только чувствовала его крепкую хватку и силу, упирающуюся в живот.

А лишь отчаянье одно...
Спасения нет.
Ты гибель моя...

Зной пустыни не сравнится с тем пеклом, которое царило сейчас в теле Сета, сгущаясь то в голове, то ниже пояса. Теряя контроль над происходящим, он становился похожим на чудовище, способное не то что любым способом заполучить свое, даже больше - сожрать это, проглотить и не поперхнуться. Впрочем, это лишь яркие метафоры для тех разрушительных эмоций, роем агрессивных мух атакующих его сознание, которые он испытывал в такой близости к этой ледяной ведьме. Единственным желанием было завладеть ею и успокоиться, чтоб самого себя убедить в том, что одного раза достаточно, чтоб забыть этот кошмар. Забыть, что можно вспоминать о ком-то чаще, чем раз в сотню лет. Забыть, что кто-то смог устоять, отвергнуть, унизить и спокойно себе уйти. Забыть это спокойное, ледяное лицо, которое словно не участвует в этом шикарном, чувственном и заводящем спектакле. Проклятая Морана, ты создана для того, чтоб дразнить, чтоб говорить то, что хотят услышать, чтоб изводить этим даже таких бездушных и похотливых монстров как Сет.
Полная отстраненность от естественных желаний. Ее тело горит так же, принимая жар Сета. Он чувствует это, но в голубых глазах только лед. Бессмысленные попытки выбить из них участие, увидеть подчинение или заставить гореть огнем страсти. Бог ярости от безысходности сжимает ее руку крепче, еще сильнее прижимает полуоголенное тело к себе, настойчивее целует губы Мораны... Но она все так же безмолвна и неподвластна ему. Еще бы немного и вся его беспомощность в излюбленном, отточенном столетиями деле, развернулась бы грубым насилием, но тут пальцы богини впиваются в его грудь, смазывая позолоту. Отстраняясь на незначительное расстояние, Сет недоуменно хлопает ресницами, хотя в его ореховых глазах до сих пор наливается настойчивость и жажда.
Выдох.
Полувдох, застрявший где-то там, где длинные бледные пальцы касаются его тела. И невозможность получить хоть глоточек воздуха. Как рыба, выброшенная на песок, Сет судорожно пытается сделать вдох, но ком, застрявший в его груди, только разрастается, лишая тело способности двигаться. Зато, его глаза могут выдать все, на что не способен язык. В них страх, перемешанный с похотью, восхищение, обильно приправленная ненавистью к этой женщине и необъяснимое желание продолжить эту смертельную вакханалию.
Сил хватает на то, чтоб оттолкнуться ногами назад и упасть спиной на прохладные подушки. Воздух, застрявший на полпути к легким, вырывается из горла Сета со стоном, смешанным с ревом животного. В глазах взрываются красные пятна, кашель рвет глотку, разум дает пинок богу разрушения за то, что он придумывает такие истязания над бессмертным, неуязвимым, казалось бы, телом. А ведь правда, именно этого он и хотел. Сет хотел ту Морану, что чувствует, а не лежит в его объятиях соломенной куклой. Он смог добиться от нее хотя бы боли, которая может лишать не только силы, но и элементарной способности дышать. Эта больше победа, чем позорное поражение от женщины.
Приподнявшись на локте, Сет, морщась от пережитого, устремил торжествующий взгляд на славянку. Наконец-то в ее топазных глазах что-то зашевелилось.
- Демоница.. - хрипя, не своим голосом, Сет бросил бросил это слово, как вызов и криво усмехнулся. - Ты ненавидишь меня, да? Не за то, чего я хочу от тебя.. за то, что желаешь ты и пытаешься скрыть.
Он закатил глаза, но тут же, молниеносно сел на ложе и резко раздвинул ноги богини. Ее легкое одеяние колыхнулось и небрежными складками легло между бедер. Сет посмотрел туда так, будто видел сквозь материю и хищный оскал блеснул белизной на появившихся клыках. Лишь на секунду, чтобы Морана не приняла это за правду.
- Похоть. Самое сильное желание, которое мы способны испытать. Оно не контролируемо, так что ты бессильна, Морана. Отпусти ее. Я покажу, как с ней найти общий язык.
Его губы оказались на колене богини и, вопреки всем ожиданиям, оставили невыносимо нежный поцелуй на бледной коже. Потом второй, третий, цепочка легких касаний, набирающих скорость, но не уступающих первому в чувственности, заплясала на ноге Мораны, опускаясь по бедру ниже. Когда он оказался у самого низа и повернул лицо к богине, карие глаза блеснули плавленной бронзой. Сет выпрямился, снова нависая над бессмертной и замер позолоченной статуей. На его лице, едва нарушая симметрию, лежала легкая улыбка. Он смотрел на Морану все еще желая погубить ее, но теперь это можно делать неторопливо, растягивая удовольствие. Пальцы его легко легли на прядь черных волос и убрали ее с бледного лица богини. На щеках Мораны горел легкий румянец и Сет списал это в свои достижения. Он коснулся бархатистой кожи, не спуская глаз со своей руки. Его пальцы словно оставляли за собой горящий след, двигаясь через губы, к подбородку и возвращаясь к волосам через шею. Нежность его рук обернулась грубым захватом черной гривы у затылка богини. Он последний раз взглянул в голубые глаза и снова оскалил зубы, издавая утробное рычание.

Арена стала сущим пустяком на фоне схватки с Мораной в постели. Она может длиться вечность, и Сету вовсе не хочется ускорять события. Он поддается, ослабевает хватку, играется с богиней, обмениваясь колючими, обжигающими словами. Желания и намерения плещутся в его сознании от каждого движения, разные, не контролируемые, взаимоисключающие. Сет просто теряет себя в них, но едва ли на его лицо ложиться хотя бы тень неуверенности. Он пробует все, плененный ее полуобнаженным телом. Его ласки то нежны, до грубы и похотливы. Так трудно удержаться на волне рядом с такой холодной, но темпераментной богиней.
Как быть с ней, с той, которая иная? Она не похожа ни на одну из женщин, которыми владел бессмертный. Они были страстны, горячи, подвластны ему, но едва ли хотя бы одна из них, или десятка богинь всего мира, могла вызвать в боге ярости такие противоречивые чувства. Желание властвовать и принадлежать, быть исцелованными и покусанным, испытать пик блаженства при сумасшедшей боли, пронизывающей все тело и выжигающей жизненные силы. Морана, однажды повстречавшаяся на его пути, на добрую сотню лет стала нерешенной загадкой, невыполнимой миссией, не открытым подарком. Теперь она в его руках, и Сету придется постараться, чтоб ничего не разрушить и понять, кто она такая, что такого, кроме разрывающей боли и обладания ее телом, он может вытащить для себя из этого подарка судьбы.
- Нежно? - он замер, отпуская ее волосы. Черные локоны застряли меж его пальцев и Сет почувствовал как сквозь них струится шелк. Прохладная ладонь коснулась его лица и бог закрыл глаза, обостряя все другие чувства. Он не видел, но каждой клеточкой своего тела почувствовал поцелуй, оставленный на его губах Мораной. Он не принес той боли, на которую каждый раз нарывался Сет, жадно целуя богиню. И он был так нежен и чувственен, что от удивления карие глаза распахнулись и встретились с морской синевой. Морана указывала ему, показывала пример, вела его за собой. Не нужно ничего придумывать, вспоминать, прыгать выше головы. Простая истина - делать то, чего хочет сама женщина. За тысячи лет своего существования Сет впервые смог посмотреть на это с пониманием, а не пренебрежением. - Как прикажет моя госпожа. - Бог смиренно опустил глаза и выпустил из своих пальцев черные пряди. Он все еще был египетским рабом, гладиатором, купленным для этой статной женщины. Пусть сегодня они играют именно эти роли, будут не сами собой, но он все-таки добьется того, чего желал с момента их встречи.
Все его движения тут же обрели плавность, касания стали нежными, насколько на это был способен бог хаоса. Он ласкал ее плечи, шею, спину, словно волшебник избавляя Морану от ненужной в их близости одежду. Шелк, струясь, падал вниз, но вместо него на плечи ложились ее черные волосы, скрывая соблазнительные штрихи этого идеального тела. Сет улыбался ему, улыбался Моране, заглядывая в ее глаза лукавым, масленным взглядом. Своими движениями он говорил, что способен на все, если только правильно попросить и многое пообещать. Он умеет быть нежным, хотя в его представлении это лишь способ удовлетворить свою похоть.
"Целуй меня, Сет" - утихающим, но заполняющим собой все пространство вокруг богов, слова Мораны эхом повторяются в его голове. Но Сет не торопится, ему нравится смотреть в лицо женщины, понемногу тающую в его руках. Несмотря на все, что случилось сегодня, он так и не может до конца понять, что случилось с той снежной королевой, которая так насмешливо смотрела на бога хаоса у своих ног, когда он корчился от боли. Самое логическое объяснение - перед ним невозможно устоять - стало нелепым еще при их первой встречи. Морана не велась на его игру, она вела свою собственную и, в следствии чего, совершенно нелогичную. Кто укусил ее в Риме, что она спокойно отдается в его руки. Или, что с ней было, когда они познакомились? Он знатно разозлил ее своим присутствием тогда, помешал, все испортил.. Сейчас все же шло так, как хотела богиня, ночь любви с победителем арены. Похоже, эта дамочка обожает контроль и жестоко карает тех, кто играет не в ее игры. Если бог ярости все правильно понял, если проверит это и все подтвердится, Морана рискует потерять себя и даже не заметить этого, ровно настолько, насколько это будет оставаться интересно Сету. Он еще раз взглянул в ее полуоткрытые глаза, ища подтверждение своим предположениям. Но ничего, кроме томления не увидел. Широкая улыбка нарисовалась на лице бога хаоса и он не спеша стал выполнять приказ Мораны.
Под его нежными поцелуями, ворвавшимися в ее губы, остальные движения бога были почти незаметны. Он медленно опустил Морану обратно на подушки, стягивая с нее все, что находилось между ними, заодно освобождая себя от золотой материи на бедрах.
Его поцелуи сорвались с ее губ и сантиметр за сантиметром потянулись вниз, повторяя изгиб подбородка, шеи, зигзагом следуя вниз, к груди. Пока они смыкались на разбухшем кончике одной груди, Сет ладонью накрыл другую и медленно сжимал ее, потом вновь отпуская и проделывая это раз за разом, все больше замедляя темп. Тяжелое, горячее дыхание вырывалась из него, оставляя следы на бархатной коже Мораны. Холодная, она словно пылала под ним, под поцелуями и прикосновениями. Обе руки Сета оказались на груди, когда он продолжил свой путь ниже, оставляя цепочку поцелуев, легко прикусывая кожу и едва ли не мурлыча от удовольствия. Она была так вкусна и пахла.. тем морозным солнечным днем, когда он впервые увидел ее. Коник языка на секунду замер где-то под пупком, когда подбородком Сет почувствовал нарастающий жар внизу. Не поднимая глаз на свою госпожу, раб вернулся вверх, оказавшись на одном уровне с ней; его рука скользнула вниз, нырнула под поясницу, на мгновение сжала ягодицу и оказавшись на бедре, приподняла его, закинув ногу Мораны себе за спину, Сет стал критически близок к ней. Его поцелуи вернулись к ее губам, улыбающиеся глаза искали разрешения на новый виток истории этой ночи и их бессмертной жизни. Мужская натура, натура разрушителя, бога, который привык получать все, уже изнемогала от желания поскорее завладеть богиней полностью. Победить ее, сделать своей хотя бы на то время, пока он существует в ней. Но Сет мучает свое эго, играя по правилам женщины, чтобы потом диктовать свои.
- Ты же понимаешь, что я не забуду эту ночь? Это проклятье, но им можно гордиться. Ты станешь одной из всех моих женщин, затеряешься где-то в начале списка уже через пару сотен лет, но я всегда буду помнить, какой особенной ты была и едва ли кто-то сможет переплюнуть тебя в этом. После тебя меня уже ничем не удивить..
Испытывающий, выжидающий взгляд. Руки, сильнее прижимающие бедро богини, и другая, опустившаяся на ее голову и опять путающаяся в волосах. Зачем он спрашивает ее, если все уже решено. Даже невыносимая боль, излучаемая ее телом, не остановит Сета перед завершающим движением - его желание уже упирается в ее плоть, уже чувствует, что там его радостно примут, что бы не случилось потом.

И все равно, это было что-то особенное, что-то из ряда вон выходящие. Сколько раз я вот так наисал над женщиной, вожделея ее? Сотни, тысячи? Я уже сбился со счету и, по правде говоря, списка о котором я лепетал, не существовало. Все женщины для меня только тени, имеющие плоть, которую можно использовать, которой можно тешить свое самолюбие, эго, мощное мужское тело - называйте как хотите. Для бога, а особенно такого аморального как я, лечь в постель с женщиной тоже самое, что выпить кувшин воды после изнурительной пробежки. Это необходимо, это вкусно и желанно. Пусть кто-то говорит о похоте, мне плевать. пусть кто-то говорит о том, что это надоедает - мне тоже плевать, хотя доля правды в этом есть. Я уже столько повидал, что мне самому приходится разнообразить этот ритуал, а не надеяться на неопытных девственниц или однотонных богинях любви. А здесь, сейчас.. все по-другому.
Я смотрю в эти синие глаза, в расширенных зрачках которых вижу самого себя. Но насколько я могу быть уверенным, что это все тот же Сет? Наглый, жестокий, грубый и взведенный до предела? Я вижу себя рабом этой красоты, которой меня покорила Морана. Проклятие, я вижу ее второй раз в своей жизни и уже могу с уверенностью сказать, что попадаю в зыбучий песок желания. Не так, как раньше, когда с каждым вздохом я теряю интерес к женщинам, наоборот - я заражаюсь этим и, кажется, становлюсь зависим. Она красива, она красивее любой богини в этом бессмертном мире, но разве безжалостного Сета можно купить одной красотой?! Чем таким еще эта ведьма владеет, что в глубине души я робею перед ней? Найти, выдрать с корнем и уничтожить, чтоб не чувствовать этой слабости!
Я не могу остановиться думать об этом. Я медлителен, могу казаться нерешительным и напуганным... Вот где радость моим врагам видеть бога разрушений в таком состоянии. Но я не-могу-остановиться. Она пленительна. И голос ее, пусть тихий и бесцветный, кажется мне мелодией, манящей в дали, которые я не знаю.
Так долго я себя еще не насиловал. Мне осталось совершить лишь одно незначительное движение, чтоб голова перестала работать, отдавая управление телу с уже потрясающе выработанной моторикой. Но я не могу быть с этой женщиной только телом. Мне нужно присутствовать самому, чтоб запомнить каждое мгновение, проведенное с Мораной этой ночью. Чтоб не упустить разгадку, которая может показаться на поверхности этой спокойной, скованной льдом, реке. Но богиня явно не разделяет моего томления. Лишь легко подавшись ко мне, она заставляет перешагнуть через границу "до-и-после". Из моей груди вырывается стон, прерывистый и продолжительный, словно кто-то столкнул его с лестнице и на каждой ее ступени он оставил свой след. Стон сменяется уже знакомым рычанием, прорывающимся рычанием чудовища через мою человеческую оболочку. Рычание довольное, но ревностное и почти пугающее.
Как легко оказаться в ней и не сойти с ума. Я чувствую тепло, с которым жар Египта не способен сравниться. Он окутывает, растекается по телу, проникает в каждую клеточку. Хочется замереть и прочувствовать его до самого конца. Но, я уже не в силах остановиться. Это так же невозможно, как оторваться от искрящихся сапфиром глаз Мораны. Мне нужно больше, дальше, в самые глубины, чтоб убеждать себя в том, что она моя. Убеждать ее в том, что я в ней и это ее решение.
Мое позолоченное тело начинает покрываться росинками пота, он стекает тонкими блестящими ниточками, пальцы Мораны скользят от этого по моей спине с особенной легкостью. Я чувствую ее всем телом. Следы ее ногтей, ее волосы, которые до сих пор ласкают мои руки, чувствую себя внутри, обжигающее и приятно. Чувствую, как ее ноги сплетаются за спиной, запрещая мне вырываться из пылких объятий. Но мне нужно больше! Мне всегда нужно больше, чем я имею. Поцелуи, влажные, обрывистые, покусывающие. Я целую каждую клеточку ее тела, в совершенном беспорядке прыгая от губ к ключице, пытаюсь дотянуться еще ниже, но это грозит разорвать мою с ней связь. Но руки найдут доступ куда угодно и пока они заняты тяжелой грудью, я слизываю с шеи богини свой собственный золотой пот.
Кто выдумал ее? Кто проклял Сета этой женщиной? Она сводит меня с ума, доводит до исступления и животной страсти. Я говорил ей о желаниях. Я просил ее довериться мне и я научу, но сейчас я понимаю, что близость с ней это что-то новое в первую очередь для меня. Отрываясь на секунду от ее кожи, замедляя своей бег, я чувствую, что с этим пропадает и воздух. Но я так больше не могу... Ловля ее тело своими объятиями, одним рывком переворачиваю нас и оказываюсь на изысканных подушках своего мнимого хозяина. Я так больше не могу, но едва ли это конец.
Она оказывается наверху, выточенная из белого мрамора. Тряпки, служившие легкой одеждой, уже сбились, лохмотьями болтаясь на ее талии. В моих руках материал трещит, а потом летит в сторону. Вот оно, изваяние лучшего скульптора всех времен. Пока мы не двигаемся, кончиками пальцев я изучаю ее изгибы, снизу вверх, по бархатной коже, к двум набухшим грудями они снова накрываются моими ладонями. Я бы мог лежать так вечность, набираясь будоражащей силы, но слишком я далеко от своей богини. Еще один рывок и она оказывается рядом, напротив меня, исчезает в моих объятиях и я снова не могу остановить свой бег.

Я потянул ее к себе, ближе, пытаясь слиться с ней. Она и так уже была в моей власти, делила со мной свое тепло, свои касания, воздух, которым дышала, но мне всего этого было мало. Как будто я не мог добраться до самого важного, как будто она все еще оставалась непробиваемой ледяной стеной на пути моих чувств. Я терял свое самообладание, что-то говорил, смешивая слова с прерывистым дыханием, и не помнил что именно. Наши губы сливались в обрывистых поцелуях, заставляя меня замолчать; я целовал ее как не целуют женщин – я целовал свою богиню, втягивая ее в тот кайф, в котором находился сам.
Ее кожа горела под моими пальцами, передавая короткие импульсы боли, за которой я погнался очертя голову сотню лет назад. Чтоб прервать ее, мне нужно было разорвать телесный контакт, но я уже был на том уровне, с которого невозможно упасть. Я терпел это, балансируя на грани удовольствия и озверения, не в силах оторваться от своей богини и лишить ее того, что так старательно нахваливал. И я не мог лишить этого себя, хотя по привычке оттягивал пик удовольствия. Это было продолжительной пыткой, пока я не сдался, замирая на мгновение с сорванным с уст стоном. Она же изогнулась, отвечая мне. Прежде чем ее тело стало похоже на ту соломенную куклу, я бережно поймал его, прислоняя к себе и так же безвольно рухнул на подушки.
В моих руках лежала женщина. Я обнимал ее, едва шевеля пальцами, играясь с ее волосами. Если прислушаться, в доме богатого патриция можно было разобрать букет звуков. Но все они были резкие, противные моему тонкому слуху. Смеялись мужчины, грубо, басовито; стонали женщины – фальшиво, приторно. Веселье, перерастающие по обыкновению в оргию, все еще продолжалось, хотя я готов был поклясться в том, что вечность назад вошел в покои Мораны. Забавно обернулось для меня это приключение в Риме – я стал богом арены, я стал богом самому себе, добравшись до сияющей золотом цели, которая была последние сотню лет зияющей дырой в моей самоуверенности. Я был рад, но не этому. Все мое довольство выливалось в странную улыбку, адресованною балдахину над этим ложем. Морана ее не видела, слушая стук моего бессмертного сердца уже долгое время. Я знал, что она не спала, даже после такого марафона богам не нужен сон. Она думала о чем-то, скорее всего о том же, что и я. И мы молчали. Впервые между нами была гармония и взаимопонимание. Впервые я понял, зачем оставаться в постели после секса – чтоб чувствовать не только возбуждение, но и полное умиротворение от него. Кто знает, как долго бы так продолжалось, но где-то рядом я услышал шаги. Карнавал окончен, подарки розданы. Я потянулся к богине, оставляя поцелуй на ее волосах и исчез, успев почувствовать, как ее голова упала на подушку.

В эту ночь я понял, что лучшего еще никогда не испытывал. Мое эго с усмешкой твердило, что это очередная черта, за которую я переступил и в моей бессмертной жизни я повидаю еще достаточно подобных диковинок как Морана. Но, я и так прожил уже тысячу жизней и ни с чем близость с этой богиней не могла сравниться. Словно все ночи были каплями на дне кувшина, а с ней в него влилось столько, что выплескивалось через края. Кажется, я пропал в эту ночь, но никогда себе в этом не признаюсь. Я не смогу найти слово, которым могу назвать чувства, переполняющие меня в ее присутствии, нет и такого, коим я смогу выразить всю тоску, когда она исчезает в моей жизни. Морана - гордая, холодная богиня смерти, единственная, от чьих касаний у меня горит сердце, мое проклятье. Зависимость, которая закончится только моей смертью, потому что даже после второй нашей встречи я точно знаю – я никогда не найду ей замену.