Малознакомое ей чувство невыносимой боли прорезало сердце насквозь, разрывая его напополам и крик, наполненный невообразимым для существа, жизнь которого сопряжена со смертью и мраком холодной зимы, разорвал воздух над пепелищем. Еще долго жители окрестных деревень говорили, что эта земля проклята, что после ужасающей в своей кровавости бойни они видели и слышали стенания и темные тени, блуждавшие по пепелищу днем и ночью, бесшумно скользившие по выжженной земле, на которой больше ничего не выростет во веки веков.
Пропитанная кровь земля  тяжело отдавала свои секреты и свою боль, но Хель не было дела до людской молвы как и до сплетен высших мира сего.
Ее тщедушный силуэт, в облаке темного плаща скользил  через пропалины, сквозь провалившиеся дома, ступал между превратившихся в прах костей и нежно пестовала остатки того, что некогда было человеческими черепами, ища кончиками пальцев абрисы потерянного навеки лица. И когда ее сердце, черное до глубины, уловило нечто нежное, нечто смутно знакомое в одном из них, даже вороны на ветвях близлежащего леса замолкли и второй протяжный вой, несравнимый ни с чем прежде слышанным здешними жителями, прорезал хрупкий морозный воздух и еще долго его отголоски слышались то тут, то там, запутавшийся в ветвях голых деревьях и звеня под тяжелым предвещающим снегом небом.
Краем глаза она улавливала как блуждали по пустырю, что был некогда деревней, сбитые с толку не отомщенные души, как кровь сочилась из земли, смешиваясь со снегом, как на остатках почерневших бревен и кирпичей отбивались потеки крови, ее слух улавливал отголоски того, как хрустели кости детей под чей-то тяжелой поступью и с каким особенным звуком лопались кости проламываемого черепа и мозги, смешанные с алой кровью, брызгали во все стороны. Ей даже казалось, что сидя здесь, сжимая у груди, у самого сердца рассыпающийся в прах и пепел череп, дочь Локи ощущала вязкую жижу у себя на лице, одурманивающее пахнущую кровью и жизнь.
Несомненно, все это было только иллюзий, но за годы, поведенные среди умирающих и мертвых, знакомая со всем видами смерти и убийства, до мелочей почувствовал каждый способ лишь смертного этого огонька, удерживавшего его члены вместе и заставляющего двигаться, Хель могла ощутить, почувствовать, уловить все то, что наполняло воздух этого селения в те минуты, когда кровавая баня достигла своего апогея. И блуждая посреди замершего хаоса, среди расчерченных бурыми и угольно-черными мазками по девственно-белому снегу. дочь Локи до боли в костлявых пальцах сжала останки того, что некогда было милым ее сердцу лицом и раскрошенная в пыль кость просыпалась сквозь ее пальцы, медленно опустившись на выжженную землю.
Она не знала как это - любить. Любить не собачку или фрукт, платье или время года, а любить живое существо. Ее окружали мужчины, но они не видели ее как женщину, не желали ее, Хель всегда была чем-то средним, средним между забавным существом и темной силой, которую лучше не трогать. Но однажды она шутки ради смешалась со смертными и опустила очи долу, когда шла мимо него.. Разве имело значение как его звали? Теперь, когда от него не осталось ни следа, ни воспоминания? Неужели Фрейя была права и Хель была проклята своим даром смерти? Неплохое решение для врагов, но разве и ей нет необходимости чувствовать рядом нечто .. кого-то.. рядом..

Низкий туман стелился по окрестностям Хельхейма, укутывая пристанище душ  сероватым саваном. Два высоких столба обозначали вход в него, но смертному взгляду было не дано увидеть постиравшего за ними царства Хель: скрытый от мирского взгляда особой магией, мир мертвых был бесплотен и пугающь, на множество километров вокруг ни птицы, ни звери не нарушали гнетущей тишины, где царил только редкий холодный ветер, терзавший два истрепавшихся знамени, что были прикреплены к столбам. И более ни звука, ни предмета.
Но стоило только волку оказаться пред импровизированной черты, как туман за воротами задрожал и прямо из него вышла темная фигура, облаченная в свободного кроя тунику с длинными руками и скрепленную на уровне груди простой длинной застежкой.
Темные круги залегли под глазами повелительницы мира мертвых и рассмотрев, кто ее ожидал по эту сторону Хельхейма, ее внешность претерпела изменений и зиящие провалы по одну сторону женского лица и тонкий смрадный запах разлагающейся плоти наполнил воздух.
- Фенрир, - тихим голом поприветствовала она брата и остановилась на границе своего "мира".
- Зачем ты здесь?

Холодная ладонь  опустила на голову волка  и вместе с нею опустилась и Хель, утопая в своем свободном одеянии. За ее спиною слышно было сдавленное рычание Гарма, сторожившего в ход в ее чертог, и как всякая собака, даже адская как о ней говорили смертные, не питала особой нежности к своему близкому родственнику, но женщине было все равно.
На ее сердце лежала тяжесть последних бессонных ночей, проведенных в своих покоях, под звездным небом, видневшимися из -под обрывком сизых облаков и завитков дыма, поднимавшегося от очага в центре комнаты. Ее лицо было то мрачнее тучи, то бледнее первого снега. Души скользили мимо своей повелительницы бесшумно и с подобающим страхом, но верная служанка, лениво передвигавшая свое тело по огромному бревенчатому дому, не раз видела, как в предрассветный час ее госпожа возвращалась с руками по локоть в крови или от нее невыносимо несло смесью грязи и дыма. Ведя за собою сонм бледных душ, не попавших милостью Одина в Валлгаллу, они следовали за костлявой женщиной, тенью прежней себя, и послушно рассаживались по скамьям в обеденном зале главного дома, что бы вкусить свой первый кусок хлеба в этом новом мире. Но Хель, прежде с интересом рассматривавшей свой "улов", теперь было до них никакого дела и чудовище исчезало, щетинясь проступившими под накидкой костями.
Она не знала как это - лечить сердце, которое можно разбить. Дочь Локи видела этот орган, трепыхавшийся во ввалившейся груди на черневших мышцах, но не разу не задумывалась над теми качествами и способностями оно было наделено, помимо очевидных. Как может разбиться разбиться целый орган, как оно сможет болеть, не будучи с пороком от рождения или создания, как он может замирать от восхищения или боли,если оно так же продолжало с относительно одинаковым ритмом качать кровь, двигая ее по венам и артериям? Все это было странно, но и теперь, заторможенною гладя своего брата, столь редкого здесь гостя, девушка не понимала что с нею, что происходит и что было, а самое важно - что делать дальше.
- Мне нужно что бы кое-что узнал среди смертных, брат, - шепот, больше похожий на шорох пожухлой листвы разрезал тишину  между ними как горячий нож - масло и ладонь задержалась на мягком загривке зверя.
- Ты волк, ты правишь волками, а они живут возле людей. Мне нужно что бы они слышали, что бы они прислушались, брат.. Помоги мне, Фенрир!
Последние слова застряли в горле горьким комком - дочь Локи, Хель, ни разу еще никого не просила ни о чем, тем более о подобном и при этом своего брата. Они странно и дико относились друг к другу и простыми словами нежности не было возможно вернуть оказанную услугу, но план, простой и топорный, неожиданно начал вырисоваться в этой темной головке. Не зная куда приведет чудовище эта просьба и какие вести принесет, она порывисто склонилась к самой голове Фенрира, касаясь щекою его уха и горячо зашептала:
- Помоги мне, брат! Мне нужно кое-кого найти...

Серебристая шерсть переливалась под тусклым небом Хельхейма, которое вторило настроению его повелительницы. Пальцы утопали в мягкой братской шубке и женщине отчаянно хотелось зарыться в теплый, пахнувший кровью, лесом и металлом мех что бы забыть о своих печалях, отдаленно напоминая себе о том, что они родственники. Фенрир никогда не был ее игрушкою, не был ее хорошим пушистым маленьким братиком, которым Хель дорожила бы, с которым бы была до конца быть искренней, но сейчас, когда то, что некогда было ее сердцем, впервые испытало на себе губительную силу отчаянья и было покрыто мельчайшими, саднящими нежную плоть трещинами, именно у брата на плече дочь Локи искала утешения. Или что-то на него похожее, ведь обычно она не привыкла что-то подобное испытывать ни по отношению к себе, ни по отношению к кому-то.
Его глаза были устремлены на нее, отвечая согласием на просьбу, и в какой-то момент Хель без слов поняла, что волк готов был ей помочь и отправиться в путь. Хороший братик.. Ей так хотелось, точнее на долю секунды отчаянно захотелось, что бы так было всегда, что бы эта хрупкая связь не прерывалась.. Но больше всего  еще ей захотелось заплакать, что бы жгучие слезы побежали по человеческому лицу, высыхая на ледяном ветру, которого чудовище не замечала, забывшись в своих тревогах и холодном, расчетливом плане, детали которого безыскусные в своей жестокости, вырисовывались в сознании. Что бы еще одна слеза исчезла в провалах черепа, затерялась в испорченной гниением плоти и при этом оставляла след на каждой клеточке. Хель ненавидела эту человечность в себе, но сейчас, именно когда ей так хотелось испытать нечто похожее, она не могла. Слезы не шли, не замирали на ресницах и даже не стояли комом в горле. Все было тщетно и только стальной блеск в глазах Фенрира хотя бы немного согревал ее.
Хель уже решила встать, устало опираясь на спину зверя, но легким движением руки проведя по его шерсти, женщина неожиданно остановила ладонь и пальцы зарылись глубже, в подшерсток. С одного бока в пепельной массе была небольшая прореха, след от укуса или неудачного маневра и все было бы ничего, но тонкий пальчик уже касался нечто похожего ранее. Застрявший между костей черепа пух..То , что Хель изначально приняла за пух, за остатки ткани или , даже черт с ним, ошметки горелой плоти, но ... Ужасная, чудовищная догадка осенила повелительницу мира мертвых и она подняла на Волка взгляд, который с каждой секундою становился теперь все темнее.
Она могла бы употребить массу интересных эпитетов, что бы описать, что  именно дочь Локи сейчас ощущала по отношению к Волку: дикая в своей откровенности и простоте догадка, расставившая массу навязавшихся до этого фактов и деталей в одну кровавую картину затуманивали внутренний взгляд повелительницы Хельхейма. Но вместо тысячи слов один протяжный глухой рык вырвался из ее глотки, когда женщина оторвала руку от меха и схватила костлявыми пальцами горло огромного зверя, сдавливая  его настолько сильно, насколько это только было возможно. Отвратительного вида мышцы и связки натянулись подобно струнам, рискуя лопнуть в любой момент, но женщине хватило еще сил вонзить пальцы в его грудь, пробиваясь сквозь плотный мех и шкуру, сквозь мясо и мышцы к самому сердцу. Хлипкая попытка, но столь неожиданная в своей отчаянности, что кончиками пальцев она почти ощутила пришедшего в бешеное движение органа и эти двое кубарем покатились по пыльной земле.